Он произнес: «Странные люди – готовы платить бешеные деньги за то, чтобы покататься на каких-нибудь сафари-трофи. Пусть проедутся пару раз на велике по зимнему Минску – получат массу незабываемых впечатлений.»
Войдя в комнату, он выложил на стол, за которым мы расположились вместе с президентом белорусского Союза дизайнеров Дмитрием Сурским, зрительную трубу «Скаут» 30-ти кратного увеличения, две половинки корпуса для нового прибора ночного видения и альбомы с массой фотографий собственных работ.
– Д. С. Директор вашей фирмы Александр Петрович Ольшевский поделил дизайнеров на четыре категории: один может сделать только эскизный рисунок внешнего вида изделия, второй – дать эскиз и объемную модель, третий способен кроме этого изготовить рабочий образец с учетом оптической схемы, а четвертый – тот, кто может еще и отслеживать изделие в производстве. Тебя он отнес к четвертой категории. Но откуда у выпускника театрально-художественного института профессиональные знания в области оптики
– От совместной работы с инженерами наслышанные, «навиденные». Постоянно что-то спрашиваешь, в справочниках даже серьезно копаться не приходится. Ведь меня интересует только оптическая схема – нарисованные оптические элементы с размерами, расстояниями между ними и лучом, который их соединяет.
– Д. С. А механика?
– Механика – мое.
– Д. С. А познания в механике откуда? Есть специальный факультет в политехе, который раньше так и назывался: оптико-механический. Там этому пять лет обучают.
– Из глубокого детства – машинки ломал. («Дизайнер все умеет!» – бросает реплику Дмитрий Сурский). Мои собратья по профессии, с которыми учился, почти все работают в графике и с техникой не дружат. У меня же к ней внутренняя предрасположенность. Мне с детства было интересно знать, как все это устроено. Поэтому и ломал игрушки. Конечно, у нас есть конструкторы, которые рабочие чертежи чертят. Без них не обойтись, потому что я не знаю, где какие допуски и квалитеты проставлять. Но все равно мне приходится подсказывать им конструктивные решения узлов, говорить что плохо, а что хорошо. В общем, конструкции приборов предлагаю я. Потом они обсуждаются, вносятся коррективы – производство, все-таки.
– Д. С. Олег, как ты вышел на заказчика?
– Лет пять или семь назад, давайте вспомним, ничего не было в магазинах, и у людей резко пропала работа, в том числе и на лидском заводе «Оптик». Тогда Ольшевский стал производить то, что мог – точили деревянные зрительные трубы. Выставили их на выставке. Игорь Яковлевич Герасименко был, кажется, председателем жюри и отметил их, как нестандартно мыслящих: молодцы, мол, какие, хлопцы из Лиды (деревянная тема ему близка, сам проектировал кресла). Вручил медаль и грамоту. Они поинтересовались, где найти дизайнера, который с деревом работает, и он дал им мой телефон.
– Д. С. В чем заключается твоя работа по отслеживанию изделий в производстве?
– В конструкции есть много деталей, которые обходятся вообще без моего участия. Меня касается только то, что видит потребитель глазами, слышит ушами и трогает руками. Как щелкает, что куда вставляется, как это работает: плохо, хорошо? Это мои вопросы.
– Д. С. Щелкает? Но откуда ты еще и этому научился? Раньше у нас на это вообще никакого внимания не обращали.
– Надо всего лишь интересоваться и любить то, чем занимаешься.
– Д. С. Вы закупали западные образцы, резали их?
– Безусловно. Мы переломали их целую кучу. Поучиться есть чему. Но насчет того, как щелкает – это не из образцов. Это – из обычных вещей, которые я до сих пор продолжаю ломать дома. Они могут не иметь никакого отношения к оптике.
– Д. С. За счет чего такой хороший сбыт вашей продукции на Западе? За счет дешевизны?
– Дешевизна – это, безусловно, показатель номер один. Поэтому наш ближайший конкурент – китайцы. Так как у аналогичных изделий престижных марок сразу же нолик к цене прибавляется или два. И тридцать лет гарантии. А у китайцев – без нуля и без гарантии. Во-вторых, мы к качеству более серьезно относимся, чем многие из китайцев. У нас от ОТК все производство стонет. Бракуют из-за самых незначительных дефектов. Но зато все знают, за что работают: существует обратная связь с покупателем, и брак всегда имеет точный адрес – что именно ломается, по какой причине, в каком узле. Все это внимательно отслеживается.
– Д. С. А с охраной авторских прав проблемы возникают?
– Это страшно смешная тема. Ведь даже если CANON обнаружит, что какой-нибудь китаец «дует» у него идеи, то CANON сто раз подумает, возбуждать ли дело. Потому что в девяноста процентах случаев лишь убытки понесет, оплатит остановку производства, оплатит возможные издержки, третье, пятое, десятое… А у «БЕЛТЕКС ОПТИК» оборот сравнительно маленький, так что фирма вообще ничего не получит за свои потерянные деньги. Так что, можно сказать, это никак не работает.
– Д. С. Ваш директор по образованию инженер?
– До того, как организовать собственное дело, он был руководителем участка на заводе. Но это ни о чем не говорит. Есть такая военная поговорка: сержант должен знать все, что знает сержант и солдат, старшина – все, что знает старшина и сержант, офицер – все, что старшина и офицер, генерал… Так вот Ольшевский знает все. Был такой случай… Однажды БелОМО попросило нашу фирму помочь – не могли разгадать секрет вот этой резинки (показывает на приборе): как оснастку делать, как штамповать… В результате мы спроектировали общее изделие: они изготавливали внутренности, а мы одевали их в свою «одежду». Вылилось это в несколько поездок на завод Вавилова и переговоры с их инженерным составом. В одну из первых встреч мы сидели за столом: с одной стороны Ольшевский и я, с другой – все начальники служб завода. Каждый из них по очереди задавал свой узкоспециальный вопрос, и Ольшевский на все отвечал. Потом они у него тихонько поинтересовались: «Что вы заканчивали?» Так что он, как «полифонист» – знает все. И умеет все. Даже рисковать. Еще одна его положительная особенность: Ольшевский считает, что если он специалисту платит, значит доверяет. И прекрасно понимает, что есть специалисты получше. Он это принимает.
– Д. С. Не бывает ли обвинений в адрес дизайнера, когда товар не продается?
– Такого не было, чтобы наши изделия не продавались. Ведь они – дешевые.
– Д. С. Я считаю, что в дешевых изделиях, у которых в гамме потребительских качеств отсутствуют другие достоинства, дизайн играет первостепенную роль. Ведь покупатель останавливает свой выбор на них благодаря именно эстетическим качествам?
– Не хотел этого говорить, но я тоже так думаю! Зайди, например, в ГУМ, где продают российские бинокли и наши изделия, и ты ответишь на свой вопрос. В принципе они ничем не отличаются – там стекло, тут стекло. Там одна марка стекла, тут – такая же. И схемы примерно одинаковые. А механика у них может и понадежнее, так как большинство деталей – металлические. Но разительная разница во внешнем виде выставляет наш товар безоговорочно на первое место.
– Д. С. Возможны в этом классе продукции такие «прорывы» в области дизайна, которые могли бы поставить изделия в один ряд с работами Филиппа Старка, других известнейших дизайнеров?
– В принципе, возможно все.
– Д. С. Твой заказчик мог бы дать тебе столько свободы, чтобы ты попытался…
– Свобода у меня почти полная.
– Д. С. И, тем не менее, ты держишь себя в каких-то рамках. Это боязнь не угодить заказчику?
– Это не боязнь. Это тонкий расчет на покупателя. Наглядный пример – вот этот бинокль. По фотографии не заметно, но он очень большой. И когда мы с Андереем Снежко делали графику (я – от лица заказчика), он предложил: «Надо надписи мельче делать, и тогда он будет казаться еще больше». Так и сделали. Реакция была у американцев. Они сказали: «Strong!» Это означает «большой, крепкий, надежный». Как кувалда. Это – тоже показатель. По таким мелочам начинаешь понимать, что нужно заказчику. А вообще, это тоже смешная тема.
Вот, например, когда проектировалась 50-кратная труба «Сибирь», заказчик предупреждал: «Мировая практика такова, что изделие живет на рынке три года, а потом «умирает»и нужно предлагать что-то новое». А «Сибирь» продается уже около пяти лет и пока остается базовым для предприятия продуктом. Я думаю, это потому, что у нее абсолютно «тракторный», вечный дизайн. Ведь все, что делается в мире оптики, я знаю. Пусть не все живьем, а из проспектов, но самых последних, видел.
Так вот, наряду с абсолютно футуристическими новинками, которые предлагают CANON или NIKON, тот самый ZEIS, который дедушка Цейс нарисовал в пятнадцатом году, до сих пор делается и продается. И будет продаваться. Скорее наоборот: для чего-то новомодного всегда существует опасность уйти через год-два вместе с самой модой. И не следует забывать, что лучшее – враг хорошего.
– Д. С. У вас на фирме полный цикл производства, или работаете в кооперации?
– Казалось бы – что проще? Нарисуй детали, отдай чертежи, тебе их сделают, привезут, и ты соберешь. Ничего подобного! Мы чаще всего получали брак. Поэтому практически все, кроме металлического литья, вынуждены делать сами, вплоть до чехлов. Все у себя, только у себя.
– Д. С. Какое место в твоей работе занимает собственно творчество?
– Восемьдесят процентов времени у меня уходит на обычные конструкторские вопросы, которые к дизайну не имеют никакого отношения, хотя на производстве много вещей, которые меня не касаются и без меня обходятся. Но внешний вид это исключительно мой вопрос.
– Д. С. А из каких источников, из какого класса объектов ты черпаешь идеи при создании внешнего вида приборов? Ведь оптические изделия достаточно редко встречаются в нашем предметном окружении.
– Во-первых, по журналам знаю все, что делается «в теме». Так что «как надо» – планка задана. Все равно больше чем NIKON дизайнерам точно никто не платит. Поэтому-то все их изделия «уработаны» на пять с плюсом.
– Д. С. Вам далеко до уровня NIKON?
– У меня такое впечатление, что у них не авторское проектирование, а отделы работают. И условия работы дизайнера, я думаю, отличаются от наших. К тому же гением себя я не считаю и четко знаю собственные возможности. Есть вещи, которые никогда не переплюну и отношусь к этому спокойно. Просто счастлив, что могу делать более или менее приличные изделия… А «вдохновение» черпаю в основном из автомобилестроения. Автомобилестроение – двигатель прогресса, первое, где меняется мода, где можно проследить тенденцию на десятилетия вперед. Но я не могу сказать, что при создании вот этого "ночника" придерживался какого-то из направлений. Разве тут видно хоть одно?
– Д. С. Почему нет? Скажем, в этом месте – бионические формы, а тут – техно. А насчет изделия для БелОМО… Получается, вы работаете уже и в режиме дизайн-студии, предлагаете другим производителям свои разработки.
- Это – пока единственный случай.
– Д. С. Плагиата не боитесь?
– У нас слишком маленькие объемы производства. Это первая причина, почему не обязательно получать на наши изделия патенты. К тому же тот потребитель, на которого мы работаем, жаждет узнавания. Для него важно купить что-то такое, что он уже где-то видел. Вот эта труба, например, похожа на кучу подобных изделий, которые стоят на нуль больше. Она заведомо похожа на них.
– Д. С. Ты допускаешь в своей работе прямое копирование?
– Нет. Хотя есть вещи, как молоток, где невозможно придумать что-то совершенно новое. Поэтому малые производители, китайцы, например, старательно дерут формы у больших производителей. Чтобы их продукция напоминала дорогие «крутые» аналоги, но ее могли покупать малообеспеченные потребители. С этим ничего не поделаешь. Это – реальные условия, в которых приходится работать и идти на компромиссы. Меня это, честно говоря, совсем не обижает.
– Д. С. Из беседы с Ольшевским я понял, что перед тобой ставится задача все-таки не повторить уже существующее, а создать что-то уникальное.
– Мы и делаем всегда абсолютно новое. Трубе «Сибирь» аналога нет нигде в мире. Форма этого «ночника» ничего не копирует. Правда, сделать эксклюзивной формы бинокль намного сложнее. Особенно если пытаешься остаться «в классе». Есть у нас и другие разработки, которые никогда не повторялись. Вот, например, эта резинка. Заказчик увидел где-то ручной упор для зрительной трубы с тыльником. пяткой, упирающейся в плечо, и попросил сделать такой же. Я поиграл с этим штативом… Оказалось, что он крайне неудобен: рука все равно остается на весу и дрожит. Но я нашел, что можно сделать вот такую штуку, которая надевается на ножки треноги и упирается в сгиб руки, прижатой к туловищу. Оказывается, это гораздо удобнее. Я могу, не уставая, стоять так довольно долго, скажем, минут пятнадцать. Дрожание меньше, а это очень важно для нашей оптики из-за большой ее кратности. Так вот этой штуке аналогов в мире нет. Вещь совершенно эксклюзивная, которую пока точно никто не делает. Вот еще безаналоговая штука: никто не сращивал «подслушку» с «ночником», хотя идея вроде как лежит на поверхности.
– Д. С. Для какого класса потребителей изготавливается такая продукция? Для частных детективных агентств?
– Для кого угодно: иди и покупай. Дело в том, что когда мы начинали разрабатывать тему «ночников», то побаивались, думая, что это – спецтехника. А оказалось все просто: если твой прибор внешне имитирует другой предмет, например, пачку сигарет, то это – спецтехника. А если сущность прибора не скрывается, то это не спецтехника.
– Д. С. На вашем предприятии существует социальная программа для работников фирмы?
– Подарки к новому году давали (смеется). А если серьезно, то руководство действительно заботится о работниках. Например, несколько лет назад, когда все только начиналось, фирма очень успешно работала все лето – шли большие продажи. А наступила зима, и – полный завал. Все три зимних месяца выпуска не было вообще, так как предприятие работает без складов, только под конкретный заказ. Поначалу просто за голову хватались. А оказалось, что это всего-навсего особенности рынка: зимой оптику никто не покупает. Теперь это учитывают и материально поддерживают работников, даже когда работы нет.
– Д. С. Процесс проектирования идет стандартными методами? Вначале ты рисуешь, потом лепишь в пластилине, затем все это обсчитывается, выращивается в стереолитографии… Но все равно многое делается руками, проверяется на ощупь. А современные трехмерные программы компьютерные являются мощным подспорьем?
– Без них вот эту шутку, например, не сделаешь. Есть вещи, которые легко и так получаются, а есть такие, которые необходимо просчитывать в трехмерных программах. Это не подспорье, а необходимый инструмент. Причем он необходим только для обсчета корпусных моих деталей. Вот в этом изделии порядка ста шестидесяти деталей. К моменту выпуска корпуса все они уже лежат на складах, готовые к сборке – отпечатанные, отпрессованные, покрашенные.
– Д. С. Олег, раньше ты делал копии арбалетов. Продолжаешь заниматься этим сейчас?
– Никаких арбалетов я не делал уже более четырех лет. Хотя с теми, что изготовил когда-то, ребята из рыцарских клубов до сих пор ездят по заграницам, выступают на турнирах и фестивалях. А вот на разработку интерьеров времени хватает. В соавторстве с Тамарой Голубевой клуб «Тоннель» проектировал, китайский ресторан «Золотой лотос»… А к арбалетам я еще вернусь.
Текст: Александр Островцов
Технологический спецназ
