Вышла книга, посвященная знаменитой петербургской «Мухе», старейшей петербургской школе дизайна.
«Муха» — это прижившееся, и видимо уже навсегда, студенческое наименование Санкт-Петербургской государственной художественно-промышленной Академии имени А.Л. Штиглица, в середине ХХ века носившей имя В.И. Мухиной.
Эта книга — первое полновесное издание, рассказывающее об истории основания и развития Санкт-Петербургской школы дизайна. Школы в самом широком понимании этого слова: как учебного заведения, как идеологии, как традиции и конечно как сообщества чрезвычайно интересных людей.
Большая часть книги основана на документах из личного архива И.А. Вакса — первого директора вновь воссозданной Школы. В данной книге впервые подробно рассказывается об истории возрождения школы барона Штиглица на новом историческом витке, возрождения из руин и в прямом и в переносном смысле этого слова.
Книга — это сборник редчайших фотографий, документов, основой которого служат как материалы архивов так и воспоминания непосредственных участников интереснейших исторических событий… Книга — одновременно и справочник и историческая литература, читающаяся как захватывающий детектив. И как всегда, в истории школы Штиглица трагическое и комическое идут рука об руку. Послевоенные репресссии, «ленинградское дело», сотрудники КГБ в студенческом общежитии. И одновременно, обычно голодная, но весёлая студенческая жизнь. Серьёзнейшая работа над советской космической программой, создание промышленных продуктов и ироничное отношение к себе.
Восстановление интерьеров Мариинского театра и воссоздание Павловского дворца, автомобиль «Волга» и суда на подводных крыльях, трактор «Кировец» и тончайшая оптика ЛОМО — всё это дело рук выпускников Школы барона Штиглица.
В книге прослеживается история становления профессии дизайнер, сферы промышленного дизайна в целом и роли как самой Школы, так и её выпускников в этом процессе. Создание ВНИИТЭ, съезд Международного союза промышленных дизайнеров (ICSID) в Москве, основание Союза Дизайнеров СССР.
Эта книга о большой 135-летней жизни Школы и о более чем вековой истории профессии дизайнер.
Эта книга не только для тех, чья профессия дизайн, но и для тех, кому интересна история, потому что история состоит из миллионов историй конкретных людей.
Заказать книгу можно на официальном сайте: www.muha-book.ru
Книга не увидела бы свет, если бы не участие и поддержка Артура Лазаряна, компания "Юниконт Дизайн". Студия "Проектор" гордится своим участием в этом проекте: нами был сделан макет и сверстана эта книга.
Ниже - рецензия на книгу Алексея Бойко.
Супер Книга
Текст: Алексей Бойко.
Опубликовано в журнале «Проектор» № 4(17) 2011.
Новейшая книга о петербургском дизайне — издание пафосное. Под красивого тона красной обложкой, большеформатное, роскошно иллюстрированное многочисленными архивными фотографиями, оно включает в себя высокий и притом уместный официоз, исторические исследования и документальные свидетельства профессионалов высшей пробы. Вначале даже досадовал — уж нельзя ли было поддержать этот эпический строй всеми причитающимися такому труду полиграфическими атрибутами, вплоть
до кожаного переплета с золотым тиснением!
Стоило вчитаться и оценить: при всей значимости объемно-репрезентативных качеств тома его истинный смысл не в них. В наших руках, читатель, Красная книга состоявшейся Школы красоты и пользы, которая ныне трансформируется в эффективную кузницу творческих мастеров для многовекторного дизайн-рынка. Как и любая Красная книга, она повествует о том, что нам дорого и что требует неустанного попечения и заботы.
Школа дизайна творилась «от Штиглица до наших дней» благодаря всем необходимым для этого факторам: государственно-общественной в ней потребности, мастерству, воле к образованию, и вместе с тем ее подлинным фундаментом была та плодоносная культура минувших веков, внутри которой решение любых прагматических задач сопровождало движение искусств и художников к гуманистическим идеалам. Труд С.В. Мирзоян и С.П. Хельмянова читается на одном дыхании во многом благодаря рассказу о людях, сполна принадлежавших культуре конструктивных идей и высоких помыслов, осуществлявших свое дело с удовольствием и «на вырост» — для себя и будущих поколений.
Авторский замысел прост и четок: наметить исторический фон для каждого из этапов развития школы, на нем рельефно показать ключевые, яркие фигуры ее созидателей и дать характеристику некоторых типичных/выдающихся работ. Все получилось высокопрофессионально, но лучше всего — живые портреты, расположенные в хронологической последовательности, от А.Л. Штиглица и М.Е. Месмахера до Е.Н. Лазарева: «Мы не претендуем, — пишут С.В. Мирзоян и С.П. Хельмянов, — на создание полновесного труда по истории ЦУТР-ЛХУ-ЛХПУ-ЛВХПУ-СПбГХПА. Это скорее истории из жизни людей. А что может быть интереснее?» Первый среди равных в этой портретной галерее — основоположник ленинградской школы дизайна, первый директор воссозданного им Ленинградского художественного училища, профессор Иосиф Александрович Вакс. Памяти этого неординарного человека книга и посвящена (с. 8—9).
Правда, и в повествовании о предшествующем Ваксу периоде приведены любопытные и поучительные сведения. Как пройти мимо потрясающей случайности: имя барона Штиглица действительно было присвоено училищу по предложению основателя, однако сам он покорнейше просил императора назвать ЦУТР во славу своего отца, барона Людвига Ивановича Штиглица. Инициалы А.Л. петербургские бюрократы внесли в учредительные документы, следуя, видимо, простецкому «кто даму ужинает, тот ее и танцует»: раз сын, Александр Людвигович, выделил миллионы на настоящее и будущее училища, значит, о собственном увековечении и заботился. Не немецкой дисциплинированностью, а какой-то российской смиренностью перед всевластием чиновников веет от покорного признания описки со стороны влиятельного в российском государстве финансиста и промышленника.
Напоминают авторы и об известной истории ухода из училища его многолетнего директора Максимилиана Егоровича Месмахера, воспроизводя мемуары: «Вот выдержка из диалога Петра Бучкина со Сварогом:
— …попечитель Половцов. Фигура! Государственный секретарь, женат на дочери барона. После кончины тестя по праву родственника он попробовал перечислить с училищного капитала на своем имя два миллиона рублей. Распорядиться ими мог только Макс, и, понятно, отказал. Половцов не отступил. Два миллиона понадобились ему на покупку оловянного рудника на Урале. Макс [М.Е. Месмахер — А.Б.] не выдержал натиска и отказался от директорства.
— Выходит: попечитель — расточитель, сказал Сварог, покачав головой. — Но ведь счет училища по завещанию Штиглица неприкосновенен...» (с. 39). А.А. Половцов заслужил, конечно, многосторонней оценки: член Государственного Совета, статс-секретарь Александра III, инициатор Русского исторического общества, издатель великолепного «Русского биографического словаря», собиратель и знаток прикладного искусства, он сыграл значительную роль в создании и первых успехах ЦУТР. Что ж, печальная история об изъятии им училищных миллионов только оттеняет все его добрые дела и одновременно подчеркивает тот приоритет высшей бюрократии по сравнению с людьми творческими, который многие столетия свойствен России. Половцов остался — ушел Месмахер. Именно М.Е. Месмахер заложил основы педагогической системы, которая, развиваясь, долго и эффективно сплачивала учащих и учащихся в стенах ЦУТР.
При Месмахере, по воспоминаниям того же В.С. Сварога, порядки были строгие: «Хождение по коридору во время занятий не допускалось. Отметки по занятиям и оценку классных работ давали за качество выполненного по программе задания (…) В результате всех этих требований учащийся развивал в себе способности работать самостоятельно, что и является самым важным для художника». Мемуарист, утверждая: «школа была замечательная, занятия были поставлены образцово», приходит к выводу, который воспринимается и сегодня как архиактуальный: «Все старания были направлены на то, чтобы в кратчайший срок, легкими способами познакомить учеников со всеми тонкостями художественной техники…» (с. 62).
В издании достойное место уделено педагогическим требованиям и методам, учебным программам, и все же особую притягательность ему придают истории о благородстве и творчестве, как, например, штрих из биографии В.Л. Симонова, прославленного в послевоенные годы воссозданием статуи «Самсон» для Петергофа. «Скульптуру преподавал Василий Львович (Левонович) Симонов, потомственный дворянин, окончивший кадетский корпус в 1896 году. (…) Известная артистка кино и театра Евгения Симонова рассказывала: “…когда в 1936 году арестовали его соседей по квартире на Васильевском острове, известных ученых Вяземских, многие родственники и знакомые отвернулись, Василий Львович пришел к жене Вяземского, моей бабушке, и предложил дать свою фамилию ее детям (ни на что, конечно, не претендуя), во избежание неприятностей”. Таким образом, семья избежала выселения, а актриса носит фамилию Симонова» (с. 210).
Такие небольшие выразительные сюжеты во множестве рассыпаны по тексту. В наш век прагматизма и растворения интеллигенции в укрепляющемся социальном слое сугубых профессионалов (гуманитариев, художников, дизайнеров…) эти жемчужины вовсе не случайно украшают издание; тем самым С.В. Мирзоян и С.П. Хельмянов выстраивают ее лейтмотив «Школа — это Человек», который сродни известному афоризму Жоржа Луи Леклерка Бюффона «Стиль — это человек». Оба утверждения как нельзя лучше подходят центральному персонажу книги, Иосифу Александровичу Ваксу.
«Проектор» уже посвящал статьи этому выдающемуся деятелю ленинградской культуры, кстати, во многом благодаря именно С.В. Мирзоян. Однако в рецензируемом издании достижения И.А. Вакса и его цельная натура получили принципиально новое освещение. Он предстает как связующее звено, медиатор между Старой и Новой школами (не потому, что учился в ЦУТР — не было такого факта в его биографии, а потому, что постиг ее) — и в этой своей роли приобретает подлинно мифологический (библейский!) масштаб.
И.А. Вакс, пишет Ю.Л. Ходьков «…талантливый архитектор, пионер дизайна.., педагог-новатор, выдающийся методист и публицист, отличающийся хорошим слогом и весьма обширными, разносторонними, по сути, энциклопедическими знаниями. Это патриот, защищавший родину в лихую годину и влюбленный в свой город, серьезный «государственный» человек (умевший находить общий язык с властями в интересах дела) и человек с юмором, большой шутник. (…) С ним считались, он был абсолютно авторитарен… Но не был он недоступным, строгим и суровым, вельможно-начальст-венным, назидающим менторским тоном. Был демократичным, общительным и темпераментным, с ним можно было и поспорить и пошутить. При этом возрастная грань между Учителем и учениками как бы таяла, молодежная среда — его стихия, душой он так и остался юным, не успевшим состариться» (с. 331—334). В иных воспоминаниях к этому, казалось бы, всеобъемлющему лику Вакса прибавляются такие черточки, как художественный вкус (С.Г. Данилов), культивирование красоты в качестве высшей ценности промышленного искусства (М.А. Коськов), чутье на самоотверженных в работе и способных к педагогике людей (В.И. Михайленко), умение отделить даже среди студентов выскочек от тех, кто по-настоящему служит искусству (С.В. Мирзоян).
В «Санкт-Петербургской школе дизайна» один из ее руководителей и вдохновителей показан в массе живых, ярких зарисовок и случаев, и все вместе они складываются в композицию о Творческой Личности, Идеально Руководящей Школой. Идеально, то есть так, что даже неизбежные недостатки суть отзвуки и проекции достоинств.
О многих сказано еще. Прекрасные страницы посвящены Л.С. Катонину, показано значение Е.Н. Лазарева для становления системного дизайн-образования и т. д. Становится понятно: Школа складывалась из объединения тех лучших, самых творческих сил, которыми обладали весьма разные по взглядам, убеждениям и творческой практике люди. Она их объединила, а общей чертой, проявившейся в каждом по-своему, был синтез высочайшей профессиональной квалификации, настоящей нравственной ответственности перед собой и миром, а также жизнелюбия, позволившего пережить все непростые коллизии в судьбе Школы.